Фрэнсис Ли. Кукольные домики и криминалистика Америки

[DetectiveNews 66]

Фрэнсис Ли - создательница отдела криминалистики в Гарварде, по сути, идеальный персонаж для детективного романа. Женщина незаурядного ума и одержимая своим любимым делом, нашла новый подход к раскрытию преступлений - она создавала кукольные домики, в точности воспроизводящие место убийств.

Фрэнсис Глесснер Ли. Место преступления (сарай). Коллекция этюдов, 1940–1950-е. Фото courtesy Корин Мэй Ботц, отдел главного судмедэксперта штата Мэриленд, Балтимор, Мэриленд

 

Фрэнсис Глесснер Ли (1878–1962) — богатая наследница, получившая традиционное воспитание леди — вопреки стереотипам своего времени посвятила жизнь делу, к которому у нее действительно лежало сердце. Представьте себе пожилую женщину, которая вяжет у себя в мастерской чулки для 10-сантиметрового раздувшегося трупа. Ее детальные копии мест преступления, воссозданные в масштабе 1:12, стали бесценным инструментом для обучения американских криминалистов.

Фрэнсис Глесснер Ли была блистательной, остроумной, язвительной и, по некоторым свидетельствам, совершенно невыносимой женщиной. Полицейские, которым довелось работать с ней, боготворили ее. Семья, однако, не спешила рукоплескать, а домашняя прислуга так и вовсе боялась ее до судорог. Несмотря на материальную обеспеченность, Ли была самоучкой и всем обязана лишь самой себе — во времена ее молодости женщины ее круга имели очень мало возможностей для образования и тем более для профессиональной карьеры. Когда она создала свои «Этюды на тему необъяснимой смерти», ей было уже за шестьдесят. Серия тщательно воссозданных в миниатюре мест преступления стала ее наследием, которое даже спустя 70 лет по-прежнему используется в образовательных целях.

Ли родилась 25 марта 1878 года. Ее, как и ее брата Джорджа, хотя и баловали, но воспитывали в строгих семейных традициях. В доме Глесснеров на Прэйри-авеню, в самом престижном районе Чикаго, царили свои правила, во многом сформировавшие характер юной Фрэнсис. Ее миниатюры можно рассматривать как продолжение или даже извращение одержимости ее родителей домашним порядком. По словам самой Ли, отец полагал, что «леди не пристало ходить в школу», и вместо этого ее безжалостно муштровали домашние учителя (того, что ей не дали возможности учиться в колледже, она не могла простить семье до конца жизни). Кроме того, мать и тетка научили ее оформлению интерьера, рисованию, шитью, вязанию, вышиванию и другим видам рукоделия. Эти чисто женские занятия, которые были предначертаны ей обществом, она в дальнейшем использовала в абсолютно неженской научной и практической работе, не имеющей никаких прецедентов.

Однажды брат Ли привел в дом приятеля, студента-медика из Гарварда Джорджа Берджесса Маграта, эксцентричного рыжего красавца. Ли была очарована, но помимо этого Маграт пробудил в ней дремавшую ранее страсть к криминалистике. Они стали друзьями. Тридцать лет спустя Ли — на тот момент уже разведенная мать троих детей — вспоминала в письмах, как они с Магратом обсуждали недостаточный уровень образованности тех, кто занимается расследованием внезапных, жестоких и необъяснимых смертей. В школах, где обучали полицейской науке, медицинский аспект часто не принимался во внимание; далеко не во всех штатах коронеры, чьей задачей является установление причин смерти, были обязаны иметь медицинское образование — зачастую это были сотрудники похоронных бюро или люди, получившие должность исключительно по политическим соображениям. По словам Маграта, множество убийств оставались нераскрытыми из-за некорректного обращения с уликами или невозможности провести вскрытие: коронеры зачастую просто не обращали внимания на нюансы в обстоятельствах жестокой смерти.

Замена коронеров на судебно-медицинских экспертов и внесение поправок в законы, регулирующие работу коронеров, стали жизненными целями Фрэнсис Глесснер Ли. В 1931-м, в 53 года, унаследовав после смерти отца семейное состояние, она учредила в Гарварде отделение судебной медицины, первым руководителем которого стал доктор Маграт. Два года спустя Ли основала в Гарварде библиотеку судебной медицины имени Джорджа Берджесса Маграта, включавшую 1000 редких и уникальных книг, которые ей удалось собрать. В 1936 году Ли пожертвовала $250 тыс. — практически все, что она унаследовала от дяди, — на создание Фонда судебной медицины Маграта.

Работа на месте убийства, безусловно, пошла бы на пользу студентам-криминалистам, однако это было невозможно по ряду причин: нехватка времени, малая вероятность совершения подходящего преступления и наличие законов, запрещающих разглашать подробности нераскрытых преступлений. Это и побудило Ли создать «тренажеры», которые она назвала «Этюдами на тему необъяснимой смерти». Их смысл совпадает с кредо правосудия во всем мире: найти виновных, оправдать невинных и установить истину. Ли отобрала самые загадочные дела, чтобы показать будущим детективам, что не стоит все принимать за чистую монету: убийства могут быть поданы как самоубийство или несчастный случай; кажущееся самоубийство может оказаться несчастным случаем; несчастный случай вполне может быть принят за убийство. Каждая из созданных Ли моделей являлась собирательным образом дел, которые она изучала вместе с Магратом и коллегами-полицейскими. Эти модели невероятно детализированы: недочищенный картофель в раковине, след на стене от упавшего стула — мрачный реализм здесь сочетается с детской фантазией. Миниатюры, однако, демонстрируют преступления, которые невозможно раскрыть, используя исключительно визуальные свидетельства. В каждом случае важные улики обнаруживались посредством вскрытия или лабораторного анализа, демонстрируя необходимость тесного сотрудничества эксперта-криминалиста, полицейского и судмедэксперта на месте преступления. Во вступлении к «Этюдам», которое Фрэнсис назвала «Обращение к следователю», она писала: «“Этюды” созданы не для того, чтобы раскрыть преступление, — они выполняют функцию упражнения в поисках косвенных улик, особенно тех, которые имеют медицинскую важность»^[1].

Фрэнсис Ли. Фото из интернета

В 1945 году Гарвард учредил судебно-медицинские семинары Фрэнсис Глесснер Ли (впоследствии переименованные в семинары по расследованию убийств) и представил первые модели. Ли занималась организацией всех семинаров, которые проводились дважды в год и продолжались неделю. Она приглашала на выступления экспертов из разных стран и лично отбирала 25–30 офицеров полиции для участия в семинарах. Ее друг Эрл Стэнли Гарднер, создатель серии детективных романов об адвокате Перри Мейсоне, во вступлении к «Делу незадачливого жениха» — роману, посвященному Ли, — писал: «Приглашение [на семинар] для полицейского — почти то же, что для мечтающей прославиться девчушки — приглашение в Голливуд». Результатом конференций, которые организовывала Ли, и законов, которые она продвигала, стали изменения требований к работе коронеров в семи штатах. В 1942 году Ли получила звание капитана полиции штата Нью-Хэмпшир и должность директора по образованию, что позволило ей стать первой женщиной в Международной ассоциации начальников полиции. За свою жизнь она получила массу других наград.

«Этюды» повествуют не только о преступлениях прошлого и о том, как в те времена велось следствие. Они по-прежнему остаются полезнейшим инструментом обучения и дважды в год используются на семинарах отдела главного судмедэксперта штата Мэриленд, где полагают, что ничего подобного этим моделям до сих пор нет ни в реальном мире, ни в виртуальном.

«Этюды на тему необъяснимой смерти» родились в поместье Фрэнсис Глесснер Ли в штате Нью-Хэмпшир, в огромном четырехэтажном фермерском доме с лифтом. Двери лифта открывались в плотницкую мастерскую на втором этаже; за мастерской располагалась большая комната с комодами, которые были до отказа забиты миниатюрными предметами, собранными Ли за время ее путешествий: мебель, кухонная утварь, зеркала, светильники, кустарники, автомобили, ткани. Иногда она приобретала несколько экземпляров одной и той же вещи, лишь незначительно различающихся, например, 20 одинаковых игрушечных автомобилей разных цветов. На создание «этюдов» пошла лишь небольшая часть коллекции, однако Ли была дорога каждая вещь, и она все время просила посетителей ничего не трогать.

За год создавалось примерно три разных «этюда». Ли продумывала первоначальный план, а ее плотник создавал чертеж в масштабе 1:12 и приступал к сборке. Плотником с 1943 года и вплоть до своей смерти в 1951-м был Ральф Мошер, которого затем сменил его не менее талантливый сын Элтон^[2].

По словам самой Ли, от Мошера требовались «неиссякаемое терпение, четкость, мастерство и изобретательность»^[3]. Он сравнивал затраченное на создание одной модели время с постройкой целого дома. Бóльшая часть мебели делалась с нуля при помощи инструментов, которыми пользуются ювелиры или стоматологи, работать приходилось с огромным увеличительным стеклом. Карнизы, двери и окна домов вырезались ножовкой из багетной основы. Каждая дверь в «Этюдах» имела действующие петли и замки.

Фото из инетрнета

Для Ли время и деньги не имели значения — главное, чтобы все детали были выполнены максимально реалистично. Она была убеждена, что если полицейские заметят недостатки модели, то сразу поставят под сомнение реальность самой сцены преступления. Стремясь к совершенной точности, Ли при изготовлении конкретных предметов советовалась с различными моделистами, а при воссоздании трупов консультировалась с медиками из Гарварда на предмет анатомической корректности. Она специально выбирала обои, создающие нужную атмосферу и отражающие образ жизни жертвы, и тратила бездну времени, листая каталоги с образцами; затем покупала здоровенный рулон и выбирала оттуда крошечный фрагмент рисунка, плотник вырезал 30-сантиметровые полоски, в соответствии с пропорциями реальных обоев, и оклеивал ими миниатюрную комнату. Создавая модели, Ли давала себе полную художественную свободу — работа приносила ей удовольствие. Некоторые сцены она наполняла деталями из собственной жизни — например, на картине над камином в гостиной был изображен коттедж, в котором она жила, а газета на полу представляла собой точную копию той, что издавалась в ее городе.

Каждый труп и одежду для него Ли изготавливала сама. Начинала с голов из фарфора, затем создавала туловище из хлопка, наполненное мелкой дробью для веса и гибкости^[4]; приделывала к нему руки от немецких кукол, ноги со ступнями вырезала из дерева. Лица нежно и деликатно красила в тона, указывающие на причину смерти человека и степень разложения трупа: например, малиново-розовый означал смерть от угарного газа. Она втыкала нож в живот модели, удостоверяясь, что он введен под правильным углом, или вешала «труп» на завязанной со знанием дела петле. Колготки и одежду для жертв она вязала из нащипанных из тканей ниток спицами для кружев размером со швейную иголку. Это было трудно — за один раз получалось связать лишь несколько рядов. На каждой кукле вдобавок было еще и нижнее белье.

Фрэнсис Глесснер Ли. Место преступления (кухня). Коллекция этюдов, 1940–1950-е. Фото courtesy Корин Мэй Ботц, отдел главного судмедэксперта штата Мэриленд, Балтимор, Мэриленд

«Я работаю над телами и сделала уже три — каждый персонаж готов, одет и определенно мертв. Также я сшила несколько предметов одежды: длинное пальто, клетчатую юбку, зеленое короткое пальто и халат в цветочек — все это будет висеть в шкафу в красной спальне. Сейчас я вяжу пару шелковых чулок, делаю бархатные обложки для двух фотоальбомов и красно-зеленый клетчатый зонт»^[5].

Порой Ли считала, что фигурки убитых ей не вполне удались. Почему она не привлекала профессионального кукольника? О чем думала, изготавливая кукол и вывязывая чулки для них? Жертвы в «Этюдах» — стереотипы. Мы понимаем это, рассматривая пространства интерьеров, в которых их разместила Ли. В «Кухне» — идеальная, на первый взгляд, домохозяйка. Комната убитой проститутки, работницы «квартала красных фонарей», окрашена в алый цвет, при этом главный подозреваемый — мистер Грин (то есть «зеленый», а зеленый на цветовом круге диаметрально противоположен красному). Старушка, повесившаяся (или повешенная?) на чердаке, окружена антикварными предметами. Женщину из «Темной ванной» последний раз видели на пьянке с «друзьями» — сплошь мужчинами. Видимость всегда обманчива, и убийца зачастую оставляет ложный след, чтобы скрыть преступление (например, предметы на чердаке указывают на то, что женщина повесилась, а не была убита, но этому выводу доверять не стоит).

На протяжении всей своей жизни Ли тоже становилась жертвой стереотипов — ей приходилось играть роли, которые она презирала. Взяться за судебную медицину она смогла только после того как вышла замуж, родила и воспитала троих детей и развелась. Полицейские против ее присутствия не возражали, но воспринимали ее скорее как заботливую тетушку-попечительницу. «Мужчины относятся к пожилым женщинам с предубеждением, — писала Ли. — Моя задача — убедить их в том, что я не собираюсь им мешать или брать всю работу на себя, но кое-что понимаю в том, о чем говорю». Сын Ли, Джон, позднее говорил, что для того, чтобы свободно заниматься подобной профессией, ей надо было родиться мужчиной.

Несмотря на недовольство ролями, которые предписывались ей как женщине, она спокойно исполняла все «женские обязанности». Ее детство прошло в доме, где отношения строились на высоких идеалах культуры и нравственности, ее собственный дом стал пространством самовыражения, убежищем, предметом личной гордости. В то же время эти дома оказывались в некотором роде местами заключения, где Ли была бессильна: сначала долгие годы финансово зависела от строгого отца, потом муж несколько лет отказывался дать ей развод, воспринимая ее как «собственность».

Многие «этюды» Ли демонстрируют гендерную природу пространства — конфликт на сексуальной почве лежит в основе многих преступлений. Большинство жертв — женщины, жестоко убитые у себя дома. Эдгар Аллан По как-то сказал, что смерть прекрасной женщины есть «самая поэтическая тема в мире», безнаказанное насилие в отношении женщин продолжает питать нарративы поп-культуры и в наши дни... Ли, с одной стороны, воспроизводила этот устойчивый образ невинно убиенной женщины-жертвы, столь популярный в живописи, кино и криминальной литературе, с другой — демонстрировала, что насилие часто рождается внутри дома: интерьеры ее миниатюр, с их патриархальным бытом, такие уютные и даже сентиментальные, оказываются пространствами ужаса и жестокости. В эти сцены идеально упорядоченного хаоса Ли действительно вложила всю душу.

https://artguide.com/