"Иной взгляд" на историю страны в которой многие из нас родились.

[Сталкер 7 081]

...

Как сказал один политолог, «крайние партии похожи на стоящие часы. Они два раза в сутки показывают точное время». Это верно, особенно тогда, когда все остальные часы идут неточно. Осенью 1917 года такими «стоящими часами» стали большевики и анархисты.

 

Ползучий переворот

 

Тем временем страна шла вразнос. Временное правительство, сохранившее власть, несмотря на усилия крайне левых, продолжало демонстрировать свою беспомощность.

«Нехватка хлеба, мяса, рыбы, овощей, молочных продуктов и других необходимых продовольственных товаров резко возросла к концу лета и в начале осени. Сильнее всего это затронуло граждан с низкими доходами, которые не имели возможности покупать не только на процветающих повсюду черных рынках, но и в обыкновенных продовольственных магазинах, где цены на товары быстро поднимались. Одновременно обозначился кризис в обеспечении жилых домов и промышленных предприятий топливом. В начале августа правительственные службы предупредили, что к середине зимы половина петроградских предприятий будет вынуждена остановить производство из-за отсутствия топлива».

(Сборник «Октябрьское вооруженное восстание»).

Нравилось ли это народу и как он реагировал — стоит ли говорить?

Еще веселее было в деревне. Там полным ходом шел самозахват помещичьих земель, уже перешедший в стадию погрома усадеб. Да и не только захват земель. Про Махно уже было сказано. Никакой власти, кроме «вольных советов», в Гуляй-Поле не существовало. И это самый известный пример — а вообще-то к осени беспорядками было охвачено 90 % губерний.

Что касается армии, то в ней началось уже черт-те что. Обычно принято все валить на большевиков. Но, как писал генерал А. М. Зайончковский, автор фундаментального труда о Первой мировой войне, «армия развалилась при деятельной к этому помощи обоих неудачных революционных министров Гучкова и Керенского».

Даже если учесть, что «большевиками» называли всех солдат, которые высказывались против войны… Но вот такой факт. В 1917 году в России издавалось 170 фронтовых газет, и из них только 30 были большевистскими. Вопрос: почему другие издания не могли переломить мнение солдат? Правильно — потому что от излагавшихся там заклинаний всех уже тошнило.

Особенно эти настроения возросли после жуткого провала июньского наступления. Ни для кого не было секретом: наступление началось исключительно потому, что Временному правительству надо было отчитаться перед союзниками за помощь. С тех пор в победу уже не верил никто, кроме разве что генералов — да и то не всех. Многие фронтовые генералы (командиры бригад и дивизий) полагали, что фронту необходимо не делать резких движений и досидеть до заключения мира. Пусть даже сепаратного.

Происходили и вовсе невероятные вещи. Любой военачальник любой армии всегда полагает, что имеющихся войск у него недостаточно, и требует пополнения. А осенью 1917 года генералы всячески открещивались от присылки новых солдат из тыла. Потому что те были уже проникнуты антивоенным духом — и толку от них никакого не было.

Генерал А. П. Будберг (впоследствии — военный министр Колчака) вообще выступал за то, чтобы оставить на фронте только надежные части, а остальных демобилизовать. Дескать, в обороне мы отсидимся и с небольшим количеством бойцов, а больше нам ничего и не нужно. Генерал не понимал простой вещи: если бы его план начал осуществляться, то все надежные части мигом перестали бы быть таковыми.

Дезертирство начинало приобретать не только индивидуальный, но и коллективный характер. Порой солдатики пытались схитрить. Как писал в своем дневнике тот же Будберг, командование то и дело получало от различных солдатских комитетов предложения «отправиться на усмирение». Однако после корниловского выступления все уже понимали, что это значит — солдаты хотели с комфортом уехать в глубь страны, а там разойтись по домам.

Тем не менее у власти стояло все то же правительство Керенского — хотя его можно было легко скинуть после провала затеи Корнилова. Почему не скинули? А потому что его отстояли эсеры и меньшевики. Дело тут в самой сути этих партий — точнее, в сути их верхушки. Ведь какая складывалась ситуация? Кадеты полностью разбиты, а значит, у власти оказывались умеренные левые. Эти люди очень хорошо смотрелись в качестве оппозиции, а вот брать на себя ответственность они не хотели. Точнее, они желали быть не во власти, а при власти, — чтобы интриговать, дискутировать… Словом, заниматься политической деятельностью, но при этом ни за что не отвечать. Впрочем, в это время так хотело большинство политиков, потому что было совершенно непонятно — как разгребать сложившуюся ситуацию.

За одним исключением. Как вы, наверное, догадались, этим исключением являлась партия большевиков. И не потому что они отличались особой мудростью, скорее — полной отмороженностью. Но бывают ситуации, когда лучше двигаться даже не очень понимая куда, нежели стоять на месте. И такая позиция нравилась народу все больше и больше.

Именно поэтому в сентябре начался процесс, который носит название «большевизации Советов». В низовых Советах становилось все больше большевиков. Да и в Петросовете председателем стал успевший примкнуть к ним Л. Д. Троцкий, которого в дни выступления Корнилова под шумок выпустили из «Крестов», где он сидел со времени июльских событий. Правда, ЦИК, в отличие от «низов», оставался умеренным.

Впрочем, в сентябре и многие лидеры большевиков придерживались достаточно умеренных взглядов. Они были за передачу власти Советам, но хотели это сделать мирным путем. Расчет был на II Всероссйский съезд Советов, который должен был открыться в конце октября. Если большевики будут иметь на нем большинство, то Съезд объявит себя властью и тихо-мирно пошлет Временное правительство куда подальше. И дело тут было не в миролюбии — им большевики не отличались. Просто на многих тяжелое впечатление произвели июльские события. Никто не хотел снова проколоться.

Но тут появился Ленин. Точнее, из Финляндии стали приходить его статьи. В них Владимир Ильич на разные лады повторял одну мысль: нужно немедленное вооруженное восстание. Ему было все равно. Свойственный Ленину авантюризм, видимо, обострился от бездельного сидения в Финляндии (он был, как известно, ярко выраженным трудоголиком). А Ленин умел убеждать людей. И со своей точки зрения он был прав. «Передача власти» — это все очень ненадежно. Ведь «временные» никогда бы такого не признали, и инициатива начала военных действий осталась бы за Керенским. Восстание же помогало мобилизовать свои силы.

В конце концов, уже приехав в Петроград, Ленин продавливает свою идею. ЦК большевиков принимает решение о вооруженном восстании.

Принять-то решение большевики приняли — но выполнять его особо не торопились, а делали все не спеша. Дело в том, что хотя большинство рабочих и солдат гарнизона сочувствовали большевикам, они предпочитали решить дело миром (точнее, не хотели начинать драку первыми). Тем более никто до конца не знал, как отреагируют фронт и провинция, где влияние большевиков было куда меньше, нежели в Петрограде.

Нельзя сказать, что Временное правительство не знало о готовящемся восстании. Об этом знали все вороны в городе. Каждое заседание Керенский начинал с вопроса: как противодействовать большевикам? Но… во Временном правительстве тоже понимали своеобразность ситуации.

На закрытом заседании 17 октября министр Н. М. Кишкин заявил, что «у правительства достаточно сил, чтобы подавить в начале беспорядки, а для наступления… силы недостаточны».

Военный министр генерал А. И. Верховский высказался в том же духе: «План есть, надо ждать выступления другой стороны. Большевизм в Совете рабочих депутатов, и его разогнать нет силы».

Так что ситуация складывалась патовая. Кто начинал, тот проигрывал. Потому что другая сторона тут же завопила бы: «Они первыми на нас напали, на таких белых и пушистых!»

Ленин этого то ли не понимал, то ли, что скорее, не хотел понимать. Он желал, чтобы власть была взята непременно до намеченного на 25 октября съезда Советов. Чтобы Ленин не мешал, ему под предлогом его безопасности запретили появляться в Смольном. Тут чувствуется рука хитрого Сталина, который уже тогда предпочитал действовать без шумовых эффектов.

Правда, в середине октября правительство сделало большевикам большой подарок. Оно объявило о своих планах переброски части Петроградского гарнизона на фронт. Солдатиков это возмутило: на фронт они ехать решительно не желали. Самое смешное, что против был и командующий армиями Северного фронта генерал от инфантерии В. А. Черемисов. Он высказался в том смысле, что ему не нужны подобные части, у него на фронте своих таких хватает. Но самое главное, что солдатики отказались, а тут подоспели большевики… В общем, обстановка сильно накалилась. Заодно и правительство в очередной раз продемонстрировало свою слабость — не сумев добиться выполнения собственного распоряжения. Самое интересное, что это не вызвало особой враждебности у солдат, которых должны были сменить. Их большевики сумели уговорить.

Тем временем по инициативе большевиков Петросовет объявил о создании Военно-революционного комитета. ВРК сформировался в период между 16 и 21 октября. В его состав, который до свержения Временного правительства насчитывал всего несколько десятков человек, вошли большевики, левые эсеры и несколько анархистов, а также представители Петроградского Совета, Совета крестьянских депутатов, Центробалта, Областного исполкома армии, флота и рабочих в Финляндии, фабрично-заводских комитетов и профсоюзов.

Это был хороший ход. Получалось, что восстание организует не одна партия, а множество разных сил.

Одновременно была устроена замечательная акция психологической войны. 18 октября Каменев опубликовал в газете «Новая жизнь» письмо, в котором заявлял, что он против вооруженного восстания.

Вообще-то такое поведение называется предательством. Ленин очень шумел по этому поводу и требовал исключить его из партии. Но… Каменева не только не исключили даже из ЦК, но и порицания не вынесли. Складывается впечатление, что это был намеренный «слив», а Ленин шумел для отвода глаз. Получалось, что, с одной стороны, Каменев подтверждал, что восстание действительно готовится, с другой — что среди большевиков нет единства. То есть продолжалась политика выманивания Керенского на активные действия.

А с 21 октября ВРК начинает давить на психику уже серьезно. Точнее, это уже начало восстания. Но… как-то не совсем.

22 октября комиссары Комитета приходят к командующему Петроградского гарнизона полковнику Г. П. Полковникову, и заявляют, что «все приказы командующего должны скрепляться подписью одного из комиссаров и что без них приказы будут считаться недействительными…» Тот их послал куда подальше, сказав, что ему и комиссаров ЦИК хватает. Это, собственно, от него и требовалось. Троцкий тут же пишет обращение, которое распространяется по частям — благо там тоже уже сидят комиссары ВРК. «На собрании 21 октября революционный гарнизон Петрограда сплотился вокруг ВРК… как своего руководящего органа. Несмотря на это, штаб Петроградского военного округа в ночь на 22 октября не признал ВРК, отказавшись вести работу совместно с представителями солдатской секции Совета. Этим самым штаб порывает с революционным гарнизоном и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. Штаб становится прямым орудием контрреволюционных сил… Охрана революционного порядка от контрреволюционных покушений ложится на вас под руководством ВРК. Никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные ВРК, недействительны… Революция в опасности. Да здравствует революционный гарнизон».

Солдатики не возражают. ВРК им больше нравится, чем господа офицеры.

Казалось бы, вот он, самый настоящий бунт! Но… не по понятиям того времени. Для солдат и рабочих Петроградский Совет — законная власть. К тому же ВРК (как и большевики) заседает в Смольном, так сказать, на правах субаренды. А главный хозяин Смольного — ЦИК. Туда рискни, сунься. Корнилов против ЦИК уже пытался выступать…

«Ползучее восстание» продолжается. 22 октября под контроль ВРК переходит Петропавловская крепость. Тем временем большевики мотаются по частям и заводам и толкают речи. Суперзвезда тут, конечно, Троцкий — один из лучших ораторов XX века. Там, где он побывал, — все схвачено.

Восстание идет полным ходом. Но! Никто ведь ничего пока что не захватывает. Когда же все начнется по-взрослому?

 

Куда стреляла «Аврора»?

 

Керенский понимает, что дело худо, постоянно бегает в Генеральный штаб и шлет приказы на фронт о высылке войск, а не получив ответа, начинает действовать сам. Правда, как-то странно. На рассвете 24 октября отряд юнкеров и милиции совершил налет на типографию «Труд», где печаталась большевистская газета, изъял отпечатанные номера, рассыпал набор. Затем нападающие опечатали дверь и встали в карауле.

Простояли они там не больше двух часов, пока не явилась рота солдат Литовского полка с пулеметами. Солдаты предложили юнкерам убираться, пока целы. Те и убрались — с пулеметами не поспоришь. Но этот нелепый захват был то, что надо! Через несколько часов вышел новый номер газеты, в котором уже имелось обращение Сталина с рассказом о случившемся.

В тот же день Полковников издает приказ № 251:

«1. Приказываю всем частям и командам оставаться в занимаемых казармах впредь до получения приказов из штаба округа. Всякие самостоятельные выступления запрещаю. Все выступающие вопреки приказу с оружием на улицу будут преданы суду за вооруженный мятеж.

2. В случае каких-либо самовольных вооруженных выступлений или выходов отдельных частей или групп солдат на улицу помимо приказов, отданных штабом округа, приказываю офицерам оставаться в казармах. Все офицеры, выступившие помимо приказов своих начальников, будут преданы суду за вооруженный мятеж.

3. Категорически запрещаю исполнение войсками каких-либо "приказов", исходящих от различных организаций».

Интересно, а верил ли он сам, что этот приказ исполнят?

Тем временем Керенский собирал силы для охраны Зимнего дворца. Получалось очень плохо. Большинство тех, кому это было приказано, уклонилось от такой чести. К примеру, из ударного женского батальона Марии Бочкаревой пришла одна рота, примерно 200 человек, Затем к ним присоединились 68 юнкеров Михайловского артиллерийского училища. Кроме того, во дворце уже находились или прибыли на дежурство ночью и днем 24 октября 134 офицера и около 2 тысяч человек из школ прапорщиков Петергофа, Ораниенбаума и Гатчины.

Около половины третьего Генштаб принял решение развести Литейный, Троицкий и Николаевский мосты (Дворцовый мост жестко контролировался войсками, находящимися возле Зимнего). Таким образом защитники власти хотели отрезать от города «красную» Выборгскую сторону. Что было бессмысленно, потому как казармы большинства частей гарнизона находились на левом берегу, к тому же имелись Невская и Нарвские заставы, не менее революционно настроенные.

Впрочем, из развода мостов тоже ничего не получилось. Юнкера Михайловского училища прибыли к Литейному мосту, но тут на них «наехала» вооруженная толпа (благо рядом располагались казармы Преображенского полка), разоружила и под конвоем повела в родное училище. Ударниц направили развести Троицкий мост, разрешив применять оружие. Однако дамы увидели, что все подходы прекрасно простреливаются пулеметами, установленными вдоль стен Петропавловской крепости, и решили, что целее будут, вернувшись обратно.

Николаевский мост удалось развести, оттеснив отряд Красной Гвардии — но ненадолго. Ночью к мосту подошла «Аврора». Сражаться с плавучим бронированным монстром дураков не нашлось — юнкера разбежались, мост свели обратно.

С «Авророй» вообще интересно вышло. Она стояла на ремонте на Адмиралтейских верфях (это ниже по Неве) и должна была проводить ходовые испытания. Но пришел приказ ВРК: обеспечить сведение моста. Офицеры отказались выполнять этот приказ. Тогда матросы заявили, что поведут «Аврору» сами. Офицеры схватились за голову: «Вы ж ее на мель посадите!» И посадили б — фарватер на Неве очень сложный, особенно для океанского крейсера. В общем, офицеры привели корабль, он им оказался дороже, чем какое-то там Временное правительство.

А дальше все пошло, как положено — телеграф, телефон, вокзалы, электростанция…

Таким образом, к раннему утру 25 октября правительство осталось без телефонной связи и энергоснабжения. Точнее, не совсем: аполитичные телефонистки по доброте душевной соединяли членов правительства с их домами, а оттуда уж перезванивали…

Что же касается помощи, которую ждал Керенский — то части с фронта отказывались идти на Петроград или, не доходя до города, объявляли о верности ВРК. На рассвете министр-председатель обратился к стоявшим в столице казачьим частям. Те поинтересовались — подойдет ли пехота? Узнав, что пехоты не предвидится, заявили, что не намерены «выступать в одиночку и служить живыми мишенями». В 11 утра Керенский на автомашине, одолженной в американском посольстве, умчался куда-то в юго-западном направлении — искать верные войска…

Интересно, что все это время город жил обычной жизнью. Ходили трамваи, работали магазины, театры, кинотеатры и рестораны. Никаких революционных масс на улицах не наблюдалось. Массовое шоу началось только 25 октября.

В полночь 25 октября в Смольном появился Ленин, который не выдержал сидения на квартире. Мне всегда было интересно, как он добрался. Дело в том, что я живу в пределах прямой видимости от дома на Сердобольской, 1, откуда ушел Ленин, и не раз, и не два пешком прошагал примерно эту дорогу. Ну, так уж случалось. Так вот, по одним сведениям, Ленин и его охранник Рахья поймали у Финляндского вокзала извозчика, по другим — Ильич сел в трамвай, где учил кондукторшу, как надо делать революцию.

Как бы то ни было, появившись в Смольном, он тут же развил бурную деятельность, требуя захватывать все как можно скорее.

В середине дня подошли морячки из Кронштадта, собравшие для этого перехода все, что могло плавать. Список впечатляет: два минных заградителя «Амур» и «Хопёр», бывшая яхта командующего портом «Зарница», переоборудованная в госпитальный корабль, учебное судно «Верный» и линкор «Заря свободы», настолько старый, что на Балтийском флоте его прозвали «утюгом». Линкор тащили четыре буксира. Кроме вышеперечисленного во флотилию входили многочисленные пассажирские колесные катера и баржи. Недаром потом говорили: «Из-за острова Кронштадта на простор Невы реки выплывает много лодок, в них сидят большевики». К этому времени оставалось занять Адмиралтейство и Генеральный штаб. И, разумеется, Зимний дворец.

…О так называемом штурме Зимнего в советское время понаписано и снято много разного. Кадры из фильма Эйзенштейна «Октябрь», которые и теперь часто показывают, многие воспринимают как документальные. (Тем более что Эйзенштейн специально снимал «под документалку». Такая у него была в двадцатых годах творческая манера.) Но к реальности это не имеет никакого отношения. Существует огромное количество описаний процесса штурма — и все они противоречат друг другу. Так, члены ВРК В. А. Антонов-Овсеенко и Н. И. Подвойский в своих мемуарах не могут членораздельно объяснить: какого черта революционные массы болтались вокруг здания целый день?

Бардак, был, конечно, полный. Собираться потихоньку-помаленьку стали лишь во второй половине дня. Члены ВРК организовать собравшихся на штурм то ли не умели, то ли не хотели. Да и те, видимо, не очень рвались, полагая, что Временное правительство и так сдастся. Во время штурма ведь и убить могут — а оно кому-то нужно?

На набережных стояли любопытные.

Тем временем защитники Зимнего стали потихоньку разбегаться. Первыми ушли самокатчики, которые постоянно охраняли Зимний дворец. Потом стали потихоньку уходить и те, кто пришел на его защиту, по одному и целыми отрядами. Кстати, комендант Зимнего дворца, недавно назначенный офицер гатчинской школы прапорщиков, очень плохо представлял план здания. А ведь во дворце, кроме парадных подъездов, имеется еще множество служебных. Многие из этих дверей остались без охраны.

Так что через какое-то время внутрь стали просачиваться вооруженные люди. Сперва их разоружали, но поскольку охранять их было некому, они просто-напросто уходили. Потом стали проникать группами, благо с Миллионной это можно было сделать практически незаметно. А защитники продолжали разбегаться, и в конце концов критическая масса проникших повстанцев превысила число защитников. Штурм был завершен.

Члены Временного правительства теперь хотели одного — чтобы кто-нибудь их поскорее арестовал. Потому что повстанцами никто не руководил, и кто знает, что придет им в голову? В конце концов, когда никакого сопротивления уже не было, явился Антонов-Овсеенко с группой товарищей, арестовал всех министров и препроводил в Петропавловскую крепость. Кстати, в последующие несколько дней либеральные газеты напечатали, что якобы всех «временных» посадили в баржу и утопили в Неве. (Эта баржа будет всплывать, вернее, «тонуть» в либеральной прессе во многих эпизодах Гражданской войны, демонстрируя «зверства большевиков»). Некоторые до сих пор повторяют этот бред. Между тем биографии членов Временного правительства хорошо известны. Вот некоторые из них:

Военный министр генерал А. А. Маниковский во время Гражданской войны был начальником снабжения Красной армии.

Морской министр Д. Р. Вердеревский уехал во Францию, а в 1945 году явился в посольство СССР и принял советское гражданство.

Министр путей сообщения А. В. Ливеровский стал в СССР видным специалистом по транспорту, строил «Дорогу жизни» к блокадному Ленинграду.

Один из министров, С. Н. Третьяков, эмигрировал во Францию, стал виднейшим агентом советской разведки (с 1929 г.) и в 1943 году был казнен немцами.

Министр Н. М. Кишкин, который 25 октября был назначен особоуполномоченным Временного правительства по «водворению порядка» в Петрограде, работал на разных руководящих должностях в Народном комиссариате здравоохранения РСФСР/СССР.

Читатель может спросить: так «Аврора» стреляла или нет? Да, в 21.40 был дан холостой выстрел. Который гораздо громче обычного — и его услышали во всем городе. Кроме того, было проведено еще несколько залпов из шестидюймовых орудий из Петропавловской крепости. Стреляли картечью и брали прицел откровенно выше, то есть никакого вреда дворцу причинить не смогли бы. Зато зрелищно. А зачем? На психику давили?

Может, и так. Но есть и другая версия. Дело в том, что примерно в то же время в Смольном открылся II Съезд Советов.

Состав его был такой:

Из 670 делегатов 300 были большевиками, 193 — эсерами (из них более половины — левые эсеры), 68 — меньшевиками, 14 — меньшевиками-интернационалистами, а остальные или принадлежали к мелким политическим группировкам, или вообще не входили ни в какую официальную организацию. Сравните с первым, апрельским съездом и почувствуйте разницу.

Так вот, стрельба началась очень удачно — когда все заняли свои места. После этого меньшевики и правые эсеры начали осуждать большевиков за то, что они развязали восстание. Смысл ответа большевиков был: «А не пошли бы вы, ребята»…

Те оскорбленно покинули съезд.

Что, собственно, и было нужно большевикам. Они уже насмотрелись на то, что представляют из себя коалиционные правительства. И кто такие меньшевики и эсеры — тоже насмотрелись. Поскольку никакого кворума съезд не предусматривал, то после ухода несогласных большевики только радостно хмыкнули.

Знакомый нам Н. Н. Суханов, к этому времени влившийся в ряды меньшевиков, признавал впоследствии, что демонстративный уход меньшевиков и эсеров имел огромное историческое значение. Он отмечал: «Мы ушли, совершенно развязав руки большевикам, сделав их полными господами всего положения, уступив им целиком всю арену революции».

Вы, наверное, догадались, к чему я веду. Организовать шоу с орудийной стрельбой в нужный момент — проще простого. Телефоны тогда имелись. Когда начался съезд, оставалось только позвонить в Петропавловку: «Огонь, ребята!»

И уж совсем просто — просчитать реакцию делегатов. Тогда уходить с разных форумов было в обычае.

А что? Изящная провокация — и никаких коалиций.

Между тем у большевиков возле Зимнего дворца возникла новая проблема: надо было выгнать из дворца революционные массы, да еще проследить, чтобы те ничего не украли. Выходы блокировали латыши. Выпускали из одних ворот на Дворцовую площадь, где тоже стояли латышские стрелки и деловито изымали прихваченные ценности. По словам одного из очевидцев, рядом с ними росла гора всяких вещей. В общем и целом удалось пресечь мародерство, хотя и не совсем. У одного моего знакомого дома стоит шкатулка, которую его прадед, революционный матрос, вытащил-таки из Зимнего…

Со «штурмом» связан еще один малоизвестный эпизод — «чтобы умереть вместе со своими избранниками»… Дело было так. В Городской думе в этот день шло заседание. Эта структура наивно пыталась стать посредником между Временным правительством и большевиками. Понятно, что не вышло. И тут в Думу дозвонился министр земледелия С. П. Маслов. «Мы здесь, в Зимнем дворце, совершенно брошены и оставлены. Нас посылала во Временное правительство демократия, мы не хотели туда идти, но мы пошли. А теперь, когда наступила беда, когда нас расстреливают, мы не встречаем ни от кого поддержки. Конечно, мы умрем здесь, но последним моим словом будет — презрение и проклятие той демократии, которая сумела нас послать, но которая не сумела нас защитить».

Тут же возникла идея отправиться всем составом в Зимний дворец, «чтобы умереть вместе со своими избранниками». У депутатов-большевиков эта мысль, естественно, энтузиазма не вызвала — и они отправились в Смольный. Остальные были в восторге. Правда, собирались очень долго, но в конце концов вышли на Невский. (Городская дума находилась в одноименном здании, возле Гостиного Двора). К думцам присоединились те, кто ушел со Съезда Советов, они построились в колонну по четыре и, затянув «Марсельезу» двинулись в сторону Зимнего. Однако красивый жест не вышел. Опять помешала «матросня» — правда, трезвая. Возле Екатерининского канала колонну тормознул отряд моряков, который предложил им расходиться по домам.

Те потребовали, чтобы их пропустили, на что получили отказ. Затем подошел другой матрос и пообещал набить всем морду… Не оценили братишки душевный порыв членов Городской думы. Этим все и закончилось. Начиналась иная эпоха.

 

Кого разгонял матрос Железняк?

 

Я нарушаю хронологию, но история с Учредительным собранием — это осколок «февральской» эпохи, последняя попытка что-то решить мирно. Дальше уже слово было товарищу Маузеру.

Итак: одна из главных претензий к большевикам — то, что они «разогнали законно избранное Учредительное собрание». Гады, да?

А если присмотреться?

Выборы в это самое собрание проходили интересно.

Вот что сообщал крестьянин Бабичев из села Вишнево Курской губернии: «Наступило время выборов в Учредиловку. На нашу деревню прислали пуда два избирательных карточек, на каждого избирателя штук по сто. С утра начали баб и мужиков собирать к школе с этими листочками. И вот подходят к писарю, к кому попало: «Пожалуйста, напиши, а то мне некогда, дома дети кричат». Сперва спрашивали: «За кого будешь голосовать, тётка? — потом и спрашивать перестали: — Пиши, как знаешь».

«Товарищи Окружной комиссии, — жалуется деревня Иванцово Авдотьинской волости Иваново-Вознесенской губернии, — обратите внимание на недобросовестное поведение местной избирательной комиссии деревни Иванцово. Когда неграмотные избиратели шли к урне и просили выбирать список № 6, то В. В. Роншин и др. члены комиссии подменивали голоса выборщиков, вкладывали в конверт список № 3, т. к. им ближе партия соц[иалистов]-революционеров. Пробовали некоторые крестьяне протестовать, но их изгоняли. Не так ли пользуются темнотой и в других местах эсеры, проводя в Учредительное собрание своих кандидатов».

(«Рабочий город» 16/29 ноября 1917 г.).

Тут приведены цитаты из большевистских источников. Зная этих ребят, я думаю, что и они мухлевали не хуже. Впрочем, и иные партии тоже — кто как умел. Как видим, никаких честных выборов не было и в помине. Как всегда.

Но вот что получилось в итоге.

Большевики — 175 мест, левые эсеры — 40, меньшевики — 15, правые эсеры — 370, народные социалисты — 2, кадеты — 17, независимый — 1, националисты-инородцы — 86. Таким образом, большевики имели 175 мест из 715. Даже если прибавить 40 левых эсеров, все равно это полный провал.

И большевики действуют нагло, но вполне в рамках парламентских норм. Когда Учредительное собрание отказывается подтвердить изданные ими декреты, они покидают собрание — тем самым лишая его кворума. Этот прием придумали совсем не они. Во второй половине XIX века в Великобритании так постоянно вела себя Ирландская партия.

То есть, когда большевики ушли, это стало никакое не Учредительное собрание, а просто дискуссионный политический клуб. Анархист-коммунист Анатолий Железняков такие сборища ненавидел и со своей точки зрения был полностью прав. И что он сказал? Что караул устал. В самом деле, сколько можно охранять пустых болтунов, которые уже ничего не вправе решать? Ну, достали!

Еще необходимо вспомнить о «расстрелянной демонстрации рабочих», которые вышли в поддержку Учредительного собрания. Никто, правда, не говорит, с каких заводов были эти рабочие. Потому что не было там рабочих! Сплошь «чистая» публика. Но стрелять все одно нехорошо? Верно. Но: стреляли примерно с 200 метров. В плотную толпу с этого расстояния из винтовки Мосина промахнуться невозможно. А в итоге только 9 убитых. (Для сравнения — сколько было убитых в «Кровавое воскресенье», когда солдаты стали стрелять на поражение? 400 человек.) Значит — стреляли в воздух. Но некоторые товарищи винтовки в руках держать не умели — и промахивались…

 

http://www.e-reading.club/bookreader.php/1001118/Scherbakov_Aleksey_-_Grazhdanskaya_voyna._Generalnaya_repeticiya_demokratii.html

 

[Сталкер 7 081]

Это небольшая выдержка из "большой кучи буквей" которые находятся под ссылкой, приведенной выше...

Может кому-то будет интересно порыться в той "куче букв"...

[Астра 4 486]

Что то Рома, ты часто стал про Питер статьи выкладывать.... Переезжать собрался ?))

[Сталкер 7 081]

Что то Рома, ты часто стал про Питер статьи выкладывать.... Переезжать собрался ?))

Город нравится ;) :)